Последняя надежда покинула меня, как только я увидел зубы этих страшных коней.
Когда я подошел к ограде загона, мне пришлось задрать футболку и прикрыть ею нос, чтобы не дышать этим жутким смрадом. При моем приближении один из коней, с трудом преодолевая море навоза, которое доходило ему до колен, подошел ко мне и злобно заржал. Зубы его обнажились, и я увидел, что они похожи на острые медвежьи клыки.
Мысленно я стал разговаривать с ним, я всегда так делаю при встрече с лошадьми.
«Привет! — сказал я ему.— Я тут надумал почистить ваши конюшни. Правда, здорово?»
«Здорово,— пророкотал он в ответ.— Входи, входи. Мы тебя съедим. Вку-у-усный такой полукровка».
«Но я сын самого Посейдона. Это он, мой отец, создал коней».
Как правило, в обществе этих четвероногих напоминание о моем отце всегда обеспечивало мне наилучший прием, но сейчас — не тут-то было.
«Тем лучше! — с энтузиазмом откликнулся конь.— Пусть и Посейдон приходит. Мы съедим вас обоих! Морепродукты совсем не плохое лакомство!»
«Морепродукты!» — ржанием отозвались другие кони, бродя по загону.
Воздух над нами был полон жужжащих мух, а вонь от жары становилась все хуже. Мысль разгрести эту грязищу возникла у меня, когда я вспомнил о том, как легко справился с такой же задачей Геракл. Он изменил русло реки и направил ее течение прямо через конюшни, чтобы вода смыла и унесла с собой всю грязь и навоз. К тому же я прекрасно знал, что мне удается отлично справляться с водой.
Только сейчас дело сильно осложнялось тем, что мне было никак не приблизиться к этим мерзким лошадям. К тому же река оказалась гораздо дальше от конюшни, чем я думал, примерно в полумиле от нее. Так что задача справиться с какашками становилась невыполнимой прямо на глазах. Поблизости валялась заржавевшая до невозможности лопата, я взял ее в руки, копнул и перебросил кучку дерьма через забор. Замечательно получилось! Теперь еще четыре миллиарда раз повторить, и все будет отлично.
Солнце стало клониться к западу. В лучшем случае у меня остается еще несколько часов. Нет, все-таки моя единственная надежда — это река, сказал я себе. По крайней мере, у воды мне лучше думается. И я побежал по склону холма к реке.
Когда я оказался у самой воды, то увидел на берегу какую-то девочку. Она сидела там, словно ждала меня. На ней были джинсы и зеленая футболка, а в ее длинные каштановые волосы красиво вплетались стебельки речной травы. Она строго смотрела прямо на меня, скрестив руки на груди.
— Нет, ты этого не сделаешь,— твердо сказала она.
— Ты наяда, наверное? — догадался я.
— Конечно, а кто же еще? — Наяда закатила глаза, изображая возмущение моей недогадливостью.
— Но ты говоришь по-английски. И сидишь не в воде, а на берегу.
— А ты, конечно, и предположить не мог, что мы, если захотим, можем вести себя подобно людям?
Мне в голову такая мысль не приходила. Я сразу почувствовал себя тупицей, потому что наяд я видел в лагере миллион раз. Они вечно хихикали и махали мне руками со дна озера.
— Послушай,— начал я,— я просто хотел спросить...
— Знаю, знаю.— Она тоже замахала руками точно как те речные нимфы.— Я знаю, кто ты, и знаю, что ты надумал сделать. И сразу отвечаю — нет! Я не разрешаю использовать мою чистую речку для того, чтобы вычистить эту отвратительную конюшню.
— Но...
— О, пощади ее, сын бога морей! Такие, как ты, всегда только об океане и думают. Вы считаете себя такими ва-а-ажными по сравнению с какой-то маленькой речкой? Так позволь сказать тебе, что ту наяду, которую ты видишь перед собой, тебе не покорить. Подумаешь, папаша у него Посейдон! Здесь акватория пресных вод, мистер. Когда-то одному мальчику удалось убедить меня уступить ему — между прочим, он был в сто раз красивей тебя,— но теперь я понимаю, что это была самая горькая ошибка в моей жизни. Ты хоть соображаешь, что эта уйма навоза сотворит с моей экосистемой? Или, по-твоему, я похожа на очистные сооружения? В речке погибнет вся рыба. Водоросли насквозь пропитаются этими противными какашками. Долгие годы я буду болеть. НЕТ УЖ, СПАСИБО!
Ее манера говорить здорово напомнила мне одну мою подружку из смертных, Рейчел Элизабет Дэр. Она точно так же бомбардирует вас словами, когда говорит. Но винить в чем-либо эту наяду я не мог. Я сам бы посчитал психом всякого, кто позволил бы набросать в его дом четыре миллиона фунтов лошадиного дерьма. Но мне-то что делать?
— Мои друзья в опасности,— объяснил я ей.
— Очень жаль, конечно, но это не моя забота. И я не разрешу погубить мою чистую речку!
Наяда смотрела на меня так воинственно, будто готова была начать драку. Кулачки ее сжались, но я отлично видел, что она вся дрожит. И голос у нее тоже дрожал. Тогда я догадался, что, несмотря на задиристые речи, наяда попросту боится меня. Наверное, она испугалась, что я полезу в драку за главенство над этой речкой, и боялась, что окажется побежденной.
От этой мысли мне стало ужасно грустно. Я сразу почувствовал себя тупым громилой, только и умеющим, что махать кулаками.
Я присел на невысокий пень у берега.
— Ладно, считай, что ты победила.
— Правда? — На личике наяды отразилось изумление.
— Не собираюсь я драться с тобой, это же твоя река.
Она заметно расслабилась.
— Ох, как хорошо! — воскликнула она и тут же исправилась: — Хорошо с твоей стороны, я имею в виду.
— Но и моих друзей, и меня выдадут титанам, если я не вычищу до заката эту конюшню. А я понятия не имею, как это сделать.
Воды реки приветливо заплескались, по их поверхности скользнуло узкое тело змеи, потом ее головка нырнула глубоко в воду. Наяда тихо вздохнула и сказала:
— Я открою тебе один секрет, сын морского бога Посейдона. Попробуй зачерпни немного земли с берега.
— Что?
— Ты слышал.
Я нагнулся и зачерпнул пригоршню отменной техасской грязюки. Она была сухая, черная, с несколькими маленькими белыми крупинками... Нет, в ней еще что-то было.
— Это ракушки,— объяснила мне наяда,— окаменевшие ракушки. Миллионы лет назад, когда даже время богов еще не настало и на земле царствовали только Гея и Уран, вся земля была покрыта водой. Планета наша была не сушей, а морским дном.
Внезапно меня осенило. В моей ладони лежали осколки существ, обитавших когда-то в древних морях. Раковины моллюсков! На земле их осталось так много, что в некоторых местах даже огромные меловые утесы сложены из них.
— Понял,— сказал я.— И что мне это даст?
— Мы с тобой очень похожи, полубог. Вода — это наша с тобой родная стихия, даже когда я выхожу из воды, она остается внутри меня. Вода — источник моей жизни.— Наяда отступила на шаг. Теперь она стояла в реке и улыбалась.— Надеюсь, ты догадался, как спасти твоих друзей.
Произнеся эти слова, она вдруг стала таять и обратилась в воду.
Солнце уже касалось вершин холмов, когда я вернулся к конюшне. Кто-то, должно быть, приходил сюда задать лошадям корму, потому что теперь они дружно трудились, обгладывая огромные туши каких-то животных. Распознать, что это были за животные, я не мог, но чувствовал, что меня это не очень интересует. Если омерзительные конюшни могли стать в моих глазах еще гаже, то вид вымазанных грязью животных, разрывающих зубами сырое мясо, стоя по колено в навозе, сделал это.
«Морепродукт! — Я почувствовал мысль одного из коней, когда он поднял голову и бросил на меня жадный взгляд.— Входи же! Мы все еще голодны!»
Что же мне надо сделать? Воспользоваться силой речных вод я не мог. И тот факт, что миллионы лет назад это место находилось под водой, как-то не особенно помогал мне сейчас. Я поглядел на крохотный осколок заизвесткованной ракушки у меня на ладони, потом мой взгляд упал на огромные кучи какашек во дворе.
Обескураженный я швырнул ракушку на землю и повернулся спиной к лошадям, собираясь уходить. Но тут вдруг я услышал странный звук.
Пффф! Похоже на то, как свистит воздушный шарик, когда воздух начинает вытекать сквозь образовавшуюся в нем маленькую дырочку.
Я перевел взгляд туда, куда я швырнул ракушку, и, к своему удивлению, увидел, что из толщи навоза выбилась и заструилась крохотная струйка воды.
— Не может быть,— пробормотал я. Неуверенно я отошел на всякий случай к забору и сказал струйке:
— Подрасти немного. ПШШШШ!
Вода вспенилась, и вдруг в воздух хлестнул фонтан высотой не меньше трех футов. Это было просто невероятно, но именно так и случилось! Несколько лошадей стали осторожно приближаться к фонтану, присматриваясь, что происходит. Одна из них пригнула голову к воде и лизнула. И тут же с отвращением отскочила.
«Фу! Соленая!»
В самом сердце техасского ранчо забил источник морской воды! Я зачерпнул пригоршню грязи и выбрал еще несколько ракушек. Сам толком не понимая, что делаю, я бросился бежать вдоль конюшни, забрасывая ракушки в кучи какашек. И везде, где они падали, тут же принимались бить вверх тоненькие ручейки воды.
«Стоп! — заржали кони.— Нам не надо воды! Нам надо мяса!»
Потом я заметил, что созданные мной струйки воды не вытекают из загона и не текут вниз по склону холма, как делали бы всякие другие нормальные ручейки. Эта вода просто булькала и вскипала на поверхности, а потом снова уходила в землю, унося с собой грязь. Навоз растворялся в соленой воде, оставляя после себя слой обычной влажной земли.
— Еще! Сильнее! — закричал я изо всех сил.
У меня в животе что-то защекотало, и соленые фонтаны взметнулись вверх, как на самой большой в мире мойке автомобилей. Они выстрелили в воздух футов на двадцать, не меньше. Лошади сходили с ума от страха, они метались туда и сюда, а струи у них под ногами брызгали во всех направлениях. Слой какашек таял, как лед весной. Щекотание в животе стало сильней, мне было даже немножко больно, но я почти не замечал этого. Меня захлестнуло волнение от вида всей этой соленой воды. Это я сделал! Я привел океан в центр техасской пустыни!
«Перестань, повелитель! — молили меня лошади.— О, пожалуйста, перестань!»
Теперь вода хлестала везде. Шкуры у лошадей вымокли, сами они, охваченные паникой, пытались убежать, но скользили и падали в грязи. Вот почти все какашки смыло водой, тонны этого дерьма ушли в землю, и теперь вода стала образовывать озерца, и тысячи маленьких ручейков заструились по холму вниз.
— Хватит! — приказал я воде.
Сначала ничего не произошло. Только в животе у меня стало болеть еще сильней. Если я сейчас не уйму все эти гейзеры, соленая вода уйдет в реку и отравит рыбу и водоросли.
— Хватит! — заорал я, концентрируя всю волю на том, чтобы унять силу моря.
И тут вдруг фонтаны иссякли, а я, обессиленный, свалился на землю. Перед моими глазами была чистая конюшня, влажная, чуть солоноватая земля конского загона и полсотни лошадей, вымытых до того чисто, что шкура их блестела как отполированная. Даже объедки, застрявшие у них между зубами, и те были смыты водой.
«Мы не станем тебя есть! — ржали кони испуганно.— Пожалуйста, повелитель! Не надо больше соленых ванн!»
— При одном условии,— ответил я.— Отныне вы будете питаться только тем мясом, которое приносят вам конюхи. Человечины больше не есть! А то я вернусь и набросаю еще больше ракушек.
Лошади тоненько ржали и надавали мне великое множество обещаний, стать самыми послушными из коней-хищников. Но я не стал долго болтать с ними, поскольку солнце уже садилось, а бегом помчался к ранчо.
Запах хорошего барбекю я почувствовал еще на полдороге и припустил быстрее, потому что я ужасно его люблю.
Подготовка к вечеринке была в полном разгаре. Ленты и воздушные шарики украшали изгородь, Герион хлопотал у очага, представлявшего собой старую канистру из-под бензина. Эвритион слонялся вокруг накрытого стола, ковыряя у себя под ногтями ножиком. Двухголовый пес с наслаждением принюхивался к запаху ребрышек и бургеров, поджаривавшихся на гриле. Потом я увидел своих друзей: Тайсона, Гроувера, Аннабет и Нико. Они скорчились в углу, связанные по рукам и ногам, как бычки, привезенные для родео, но с заткнутыми кляпом ртами.
— Отпустите их! — закричал я, задыхаясь и взбегая по ступеням высокого крыльца.— Я вычистил ваши конюшни!
Герион обернулся ко мне. На всех туловищах у него красовалось по фартучку, на каждом вышито одно слово, а вместе получалось: «Я — ЛЮБЛЮ — ПОВАРА».
— В самом деле вычистили? Как это вы умудрились?
Хоть я просто дрожал от нетерпения, но все-таки рассказал ему все подробно. Он одобрительно закивал.
— Смотрите, какой изобретательный. Хотя лучше б вы отравили эту наглую наяду, ну да ладно уж.
— Отпустите моих друзей,— сказал я.— Мы же договорились.
— Как же, помню, помню. Только дело в том, видите ли, что если я отпущу их, то денежек мне не видать.
— Но вы же обещали! Герион поцокал языком.
— А вы заставили меня поклясться водами реки Стикс? Нет, не заставили. Так что это не считается. Когда ведешь дела, сынок, надо брать нерушимую клятву.
Я потянул из ножен меч. Орф зарычал, одна его голова потянулась к уху Гроувера, клыки обнажились.
— Эвритион,— сказал великан с тремя туловищами.— Этот мальчишка начинает мне надоедать. Убей его.
Эвритион окинул меня оценивающим взглядом. Мои шансы против него с такой-то дубинищей были слабоваты.
— Сам убивай,— сказал он хозяину.
— Что? — изумился Герион.
— То, что слышите,— проворчал пастух.— Вечно вы заставляете меня делать самую грязную работу. Вы от нечего делать драки затеваете, а мне надоело рисковать из-за вас своей жизнью. Хотите прикончить парня, вот сами и давайте.
Самая нехарактерная речь, которую я когда-либо слышал от сына Ареса!
Герион отшвырнул лопатку, которой переворачивал мясо.
— Ты осмеливаешься ослушаться моего приказа? Да я тебя на месте спалю!
— А кто тогда будет охранять ваш скот? Орф, к ноге!
Собака немедленно прекратила рычать на Гроувера и, подбежав, уселась у ног хозяина.
— Превосходно! — рявкнул Герион.— Тобой я займусь позже, сначала надо покончить с мальчишкой!
Он схватил два кухонных ножа и швырнул их в меня. Один я отбил ударом меча, второй вонзился в кухонный стол в дюйме от руки Эвритиона.
Тогда я перешел в атаку. Герион парировал мой выпад раскаленными щипцами и в следующее мгновение метнул мне в лицо вилку для барбекю. Я уклонился и, не дав ему времени для следующего удара, пронзил мечом его среднее туловище.
Он рухнул на колени. Я стал ждать, чтобы он обратился в прах, как это обычно случается с чудовищами, но не тут-то было. Герион только морщился и пытался встать на ноги. Рана на груди под передничком стала прямо на глазах затягиваться.
— Славная попытка, сынок,— похвалил он меня.— Только, знаете ли, дело в том, что у меня три сердца. Превосходная регенерационная система.
Он перевернул решетку с мясом, и угли разлетелись в разные стороны. Один из них упал на землю рядом с Аннабет, и она взвизгнула. Тайсон рванулся, пытаясь оборвать путы, но даже его силы недостало на это. Нужно кончать битву, пока мои друзья целы!
Я ударил клинком в левое туловище Гериона, но он только расхохотался. Следующий взмах меча пронзил его правый живот. Бесполезно. С таким же успехом можно тыкать мечом в плюшевого мишку, наблюдая за его реакцией.
Три сердца. Отличная регенерационная система. Одиночные удары тут ничего не дадут...
Я бросился в дом.
— Эй, трус! — закричал мне вслед Герион.—А ну назад и умри как подобает!
Стены гостиной были украшены разнообразными охотничьими трофеями — головы оленя и дракона, ружья, целая коллекция мечей, лук с колчаном стрел. В этот момент вбежавший следом Герион метнул в меня вилку, и та вонзилась в стену рядом с моей собственной головой. Он схватил два меча из висевшей на стенах коллекции.
— Твоя голова отлично украсит мою гостиную, Джексон! Непременно повешу рядом с гризли!
У меня мелькнула дикая мысль. Я отбросил Анаклузмос в сторону и сорвал со стены лук.
Вообще-то я самый плохой лучник в мире. На учениях в лагере я сроду не попадал ни в одну мишень, не то что в яблочко. Но сейчас выбора у меня не было. Мечом эту схватку мне не выиграть. Я воззвал к Аполлону и Артемиде, близнецам-лучникам, надеясь, что они сжалятся надо мной хотя бы один раз.
«Пожалуйста, будьте так добры. Только одна стрела. А? Можно?»
Я натянул тетиву. Герион расхохотался.
— Дубина! Чем, интересно, одна стрела лучше, чем один меч?
Он замахнулся обоими мечами сразу. Я увернулся и, прежде чем Герион успел прикрыться, послал стрелу в его правую грудь. Послышалось трехкратное «бум-бум-бум», и я понял, что это стрела пробивала поочередно каждую грудную клетку Гериона. В следующее мгновение она вылетела с левой стороны и вонзилась в лоб чучела гризли.
Герион выронил мечи, повернулся и недоумевающе уставился на меня.
— Ты же не умеешь целиться... Мне сказали, что не умеешь...
Но тут его физиономия позеленела, он рухнул на колени и стал сползать вниз. Затем тело Гериона начало таять, сливаясь с песком, и скоро на земле остались лежать три фартучка и огромного размера ковбойские сапоги.
Я развязал своих друзей, и Эвритион даже не пытался мне помешать. Затем дожарил барбекю и бросил несколько лучших кусков в пламя, как жертвоприношение Артемиде и Аполлону.
— Благодарю вас,— прошептал я.— Я ваш должник.
Далеко в небе прогремел гром, и я подумал, что запах жареного мяса пришелся богам по вкусу.
— Да здравствует Перси! — воскликнул Тайсон.
— Может, теперь свяжем этого пастуха? — спросил Нико.
— Точно! — с энтузиазмом подхватил Гроувер.— И пса тоже. Он мне чуть ухо не отгрыз.
Я глянул на Эвритиона, который, небрежно развалясь, сидел за столом для пикника. Обе головы Орфа лежали у него на коленях.
— Сколько времени понадобится Гериону на преобразование? — спросил я у него.
Эвритион пожал плечами.
— Лет сто, наверное. Он, слава богам, не из тех, кто быстро возрождается. Ты здорово выручил меня.
— Вы сказали, что рисковали ради него жизнью? — вспомнились мне его слова.— Почему?
— На этого подонка я трудился не одну тысячу лет. Я ведь родился нормальным полукровкой, но когда отец предложил мне выбирать, я выбрал бессмертие. И совершил грубую ошибку. Потому что сейчас я намертво привязан к этому ранчо. Не могу оставить его. Не могу освободиться. Мне остается только пасти Герионовых коров и проливать за него кровь. Мы вроде как связаны друг с другом.
— Может, вам стоит изменить положение вещей? — предположил я.
— Как это? — Эвритион непонимающе прищурился.
— Быть поласковей с животными на ферме. Заботиться о них, не продавать на убой. Перестать иметь дело с титанами.
Эвритион задумался.
— Неужто и вправду что-то выйдет?
— Конечно выйдет. Они встанут на вашу сторону и начнут помогать вам. А когда Герион вернется, может, тогда ему придется работать на вас.
— Вот это дело! — По лицу Эвритиона растекалась широкая ухмылка.
— Вы не станете мешать нам уйти?
— Еще чего! Конечно нет.
Аннабет терла покрасневшие запястья и все еще смотрела на Эвритиона подозрительно.
— Ваш босс сказал, что кто-то заплатил ему за то, чтобы он нас пропустил. Кто это сделал?
— Может, он так сказал, чтобы надуть вас? — пожал плечами пастух.
— Наверное, титаны заплатили,— предположил я.— А вы не получали от них сообщение через Ириду? Насчет Нико?
— Не-а. Герион рассчитывал, что оно придет после ужина. Титанам о вашем Нико ничего не известно.
Нико смотрел на меня во все глаза, а я понятия не имел, что мне с ним делать. Я сомневался, что он согласится идти с нами. А с другой стороны, разве хорошо было бы отпустить его бродяжничать в одиночку?
— Ты мог бы остаться здесь, пока мы не вернемся из поиска,— предложил я ему.— Тут ты будешь в безопасности.
— В безопасности? — скривился Нико.— Что за дело тебе до моей безопасности? Ты убил мою сестру!
— Нико,— заговорила Аннабет,— в том происшествии нет вины Перси. И Герион не солгал, когда сказал, что тебя подстерегает Кронос. Если повелитель титанов узнает, где ты, он на все пойдет, лишь бы переманить тебя на свою сторону.
— Ни на чью сторону я не переманюсь. И не боюсь я никого.
— Тебя заставят сделать выбор,— продолжала убеждать его Аннабет.— Твоя сестра не хотела бы...
— Если тебя интересует моя сестра, ты лучше бы помогла мне привести ее назад!
— Душу за душу? — спросил я.
— Да!
— Но если ты не захотел взять мою, то...
— Не стану ничего тебе объяснять! — Он смахнул рукавом слезы с глаз.— Все равно я приведу ее назад!
— Может, Бьянке вовсе не хочется возвращаться сюда,— сказал я.— Зачем ей это?
— Ты никогда не понимал ее! — закричал Нико.— Откуда ты можешь знать, чего она хочет?
Я уставился на языки пламени, бушевавшие в бочке из-под бензина. Мне вдруг пришла на ум строчка из предсказания «От руки царя-призрака падет...». Это вполне могло быть сказано о Ми-носе, и мне нужно убедить Нико не слушать его советов.
— Давай спросим саму Бьянку.
— Я уже пробовал,— жалобно признался Нико.— Она не отвечает.
— А ты еще попробуй. У меня такое чувство, что сейчас она с нами.
— С чего ты взял?
— Потому что это она посылала мне сообщения через Ириду,— внезапно осенило меня.— Она хотела предупредить меня о том, что ты делаешь, чтобы я мог защитить тебя.
— Нет, это невозможно.— Нико отрицательно покачал головой.
— Есть только один способ убедиться в этом. Ты, кажется, сказал, что не боишься.— Я обернулся к Эвритиону.— Нам нужно что-нибудь вроде неглубокой ямы, типа могилы. И немного пищи и питья.
— Перси,— предостерегла меня Аннабет,— не думаю, что ты ввязываешься в хорошее дело.
— Ладно,— оборвал ее Нико.— Давай попробуем. Эвритион задумчиво поскреб бороду.
— Есть тут такая, для перегноя. Можно ее использовать. Эй, циклоп, тащи-ка мой ледник из кухни. Что-то мне подсказывает, что мертвецы не меньше моего любят рутбир.