На следующее утро Хирон переселил меня в домик номер три.

Больше мне не пришлось ни с кем делить свое жилище. Места у меня было теперь предостаточно: его хватило и для рога Минотавра, и для чистой одежды, и для мешочка с туалетными принадлежностями. Я мог сидеть за собственным обеденным столом, заниматься чем хочу, требовать «выключить свет», когда мне заблагорассудится, и никого не слушать.

При этом я чувствовал себя совершенно несчастным.

Не успели меня принять, не успел я почувствовать себя своим в домике номер одиннадцать, нормальным парнем — настолько нормальным, насколько вообще может чувствовать себя полубог, — как меня отделили от всех, как носителя какой-то редкой болезни.

Никто не упоминал об адской гончей, но я чувствовал, что все говорят о ней за моей спиной. Нападение испугало всех. Собственно говоря, оно несло в себе два смысла. Первый — я сын бога морей, и второй: монстры не остановятся ни перед чем, чтобы убить меня. Они могут даже вторгнуться в лагерь, который всегда считался безопасным.

Обитатели лагеря по возможности избегали меня. Жители одиннадцатого домика капитально занервничали, и никто из ребят не стал заниматься со мной фехтованием после того, что я учинил над детьми Ареса в лесу. Нам с Лукой пришлось тренироваться один на один. Он теснил меня еще сильнее, чем раньше, и не боялся в процессе обучения наставить мне шишек и синяков.

— Тебе потребуется все твое искусство, — обещал он, когда мы орудовали мечами и пылающими факелами. — Теперь давай снова попробуем этот удар «отрубить голову гадюке». Повторяем пятьдесят раз.

Наши утренние занятия древнегреческим с Аннабет продолжались, но она постоянно была рассеянна. Всякий раз, когда я произносил какую-либо фразу, она смотрела на меня исподлобья, словно я ударил ее между глаз.

Уходя после уроков, она бормотала себе под нос: «Поиск… Посейдон?.. Идиотская затея… Надо придумать план…»

Даже Кларисса держалась на расстоянии, хотя по ее ядовитому взгляду было ясно: она хочет убить меня за то, что я сломал ее волшебное копье. Я предпочел бы, чтобы она просто завопила или дала мне оплеуху, что угодно. Уж лучше каждый день драться, чем когда на тебя вообще не обращают внимания.
* * *

Я знал, что кто-то в лагере сильно настроен против меня, потому что как-то вечером, зайдя к себе, я обнаружил подсунутый под дверь номер «Нью-Йорк дейли ньюс», открытый на странице происшествий. У меня ушел почти час, чтобы прочесть статью, поскольку чем больше я злился, тем сильнее расплывались у меня перед глазами слова.
Эйлин Смит
МАЛЬЧИК И ЕГО МАТЬ
ВСЕ ЕЩЕ СЧИТАЮТСЯ
ПРОПАВШИМИ БЕЗ ВЕСТИ
ПОСЛЕ СТРАННОЙ АВТОКАТАСТРОФЫ

Салли Джексон и ее сын Перси до сих пор не обнаружены спустя неделю после своего таинственного исчезновения. Частично сгоревший семейный «Камаро-78» с сорванной крышей и сломанной передней подвеской был обнаружен в прошлую субботу на северном шоссе Лонг-Айленда. Машину перевернуло и несло по шоссе еще несколько сот футов, пока она не взорвалась.

Мать с ребенком уехали на выходные в Монтаук, но спешно покинули место своего нахождения при таинственных обстоятельствах. Пропавшие Джексоны не оставили никаких следов, не считая небольших следов крови в машине и вблизи от места аварии. Жители сельского района сообщили, что не заметили ничего необычного в ночь инцидента.

Муж миссис Джексон Гейб Ульяно заявляет, что его пасынок Перси Джексон — дефективный ребенок, которого выгнали из нескольких закрытых учебных заведений и который и в прошлом проявлял склонность к насилию.

Полиция не подтверждает, что Перси причастен к исчезновению матери, но не исключает возможности злоумышленных действий с его стороны. Внизу — недавно сделанные фотографии Салли и Перси Джексон. Полиция настоятельно просит всех граждан, располагающих любой информацией, позвонить по бесплатной горячей линии добровольного содействия органам власти.

Телефонный номер был обведен черным маркером.

Скомкав газету, я выбросил ее, затем бросился ничком на койку, стоявшую посередине моего пустого домика.

— Выключите свет, — жалобно попросил я.
* * *

В ту ночь мне приснился один из самых худших моих снов.

Я бежал по берегу штормящего моря. На этот раз позади меня находился город. Не Нью-Йорк. Очертания были совсем другие: здания располагались дальше друг от друга, росли пальмы, вдалеке виднелись холмы.

В сотне ярдов от полосы прибоя боролись двое мужчин. Они выглядели точь-в-точь как борцы, которых показывают по телику: мускулистые, бородатые, длинноволосые. На обоих были развевающиеся греческие туники, на одном с синей каемкой, на другом — с зеленой. Они то неистово вцеплялись друг в друга руками, то наносили обоюдные мощные удары, то сшибались лбами, и при каждом их соприкосновении вспыхивала молния, небо становилось все темнее и ветер крепчал.

Я должен был остановить их. Зачем — не знаю. Но чем быстрее я старался бежать, тем яростнее ветер отбрасывал меня назад, пока я уже не смог сделать вперед ни шагу, беспомощно топчась по песку.

Сквозь рев штормящего моря я слышал, как тот, что был в синем, пронзительно кричал второму, в зеленом: «Отдай! Отдай!» Как в детском саду, когда дерутся из-за игрушки.

Волны становились все круче, разбиваясь о берег, забрызгав меня солью.

«Прекратите! Перестаньте драться!» — завопил я.

Земля вздрогнула. Откуда-то снизу донесся хохот и голос, такой низкий и зловещий, что у меня кровь застыла в жилах.

«Иди же сюда, маленький герой, — негромко и проникновенно произнес голос. — Иди!»

Почва разверзлась у меня под ногами, и расселина эта вела прямо к центру Земли. Ноги мои соскользнули, и тьма поглотила меня.

Я проснулся, уверенный, что все еще падаю.

Но я по-прежнему лежал на кровати в домике номер три. Организм подсказывал, что уже утро, но за окном было темно, и громовые раскаты неслись над холмами. Надвигался шторм. Выходит, что мне ничего не приснилось.

Я услышал стук копыт возле порога, потом заколотили в дверь моего домика.

— Войдите!

Гроувер рысью вбежал внутрь, вид у него был встревоженный.

— Тебя хочет видеть мистер Д.

— Зачем?

— Он хочет убить… Впрочем, пусть лучше сам все тебе расскажет.

Я торопливо натянул на себя одежду и последовал за Гроувером, уверенный, что двигаюсь навстречу серьезным неприятностям.

Уже несколько дней я постоянно ожидал, что меня призовут в Большой дом. Теперь же, когда меня провозгласили сыном Посейдона, одного из богов Большой троицы, которые предположительно не могли иметь детей, я полагал, что просто оставаться в живых с моей стороны — уже преступление. Возможно, другие боги обсуждали, как лучше всего наказать меня за это, и вот теперь мистер Д. готов огласить их вердикт.

Небо над всем Лонг-Айлендом выглядело как суп из чернил, который вот-вот закипит. Мутная завеса дождя двигалась в нашем направлении. Я спросил Гроувера, не нужен ли нам зонтик.

— Нет, — ответил тот. — Здесь никогда не идет дождь, хотя порой очень хочется.

— А это тогда какого черта? — Я указал рукой на приближающуюся бурю.

Гроувер беспокойно посмотрел на небо.

— Пройдет стороной. Плохая погода всегда нас минует.

Я понял, что он прав. За неделю, что я находился здесь, небо ни разу не обкладывало тучами. Несколько дождевых облаков, которые я видел, просто огибали край долины.

Но шторм… это вам не шутки.

На волейбольной площадке ребята из домика Аполлона играли против сатиров. Близнецы Диониса бродили вокруг клубничных полей, способствуя произрастанию ягод. Все вроде бы шло своим чередом, но везде ощущалась какая-то напряженность. Глаза всех обитателей лагеря были прикованы к надвигающейся буре.

Мы с Гроувером вошли на веранду Большого дома. Дионис сидел за столом для безика в той же самой тигровой гавайской рубашке, и перед ним точно так же стояла банка диетической колы — словом, все как в первый день. Хирон сидел напротив него в своем бутафорском инвалидном кресле. Они играли против двух невидимых противников: в воздухе парили сданные карты.

— Так, так, — сказал мистер Д., не поднимая глаз. — А вот и наша маленькая знаменитость.

Я промолчал.

— Подойди поближе, — велел мистер Д. — И не жди, что я буду лебезить перед тобой, потому что твой отец этот старый похотливый бородач.

Разветвленная молния прорезала тучи. Гром сотряс стекла.

— Бла-бла-бла, — передразнил Дионис.

Хирон с притворным интересом уставился в свои карты. Гроувер спрятался за перила, перебирая копытами.

— Будь на то моя воля, — продолжал мистер Д., — я бы подпалил огоньком все твои молекулы разом. Мы бы тут все чистенько подмели — и делу конец. Но Хирону кажется, что это противоречило бы моей миссии в этом чертовом лагере: держать братьев наших меньших подальше от опасности.

— Самопроизвольное возгорание — также форма опасности, мистер Д., — вставил Хирон.

— Чушь, — огрызнулся Дионис. — Мальчишка ничего и не почувствовал бы. Тем не менее я согласился, что буду проявлять сдержанность. Думаю, лучше обратить тебя в дельфина и отослать к папаше.

— Мистер Д… — предупредил Хирон.

— Ну-ну, — смягчился Дионис, — просто еще один вариант. Но это глупо дальше некуда. — Дионис встал, и карты невидимых игроков упали на стол. — Я отбываю на Олимп на срочное совещание. Если мальчишка будет все еще здесь, когда я вернусь, я превращу его в какого-нибудь длиннорылого дельфина. Атлантический бутылконос подойдет? Короче, если у тебя есть хоть крупица разума, Персей Джексон, то ты немедля согласишься с предложением Хирона.

Дионис взял игральную карту, свернул ее, и она превратилась в пластиковый прямоугольник. Кредитная карточка? Нет. Удостоверение для службы безопасности.

Он щелкнул пальцами.

Воздух обернулся вокруг него коконом. Потом мистер Д. превратился в голограмму и развеялся ветром, оставившим после себя лишь запах свежеотжатого винограда.

Хирон улыбнулся мне, но вид у него был усталый и напряженный.

— Садись, Перси, пожалуйста. И ты, Гроувер.

Мы сели.

Хирон выложил свои карты на стол — выигрышная комбинация, которой он не воспользовался.

— Ответь мне, Перси, — сказал он, — какое впечатление на тебя произвела адская гончая?

Одно только упоминание об этом отродье заставило меня содрогнуться.

Возможно, Хирон хотел, чтобы я сказал: «Да ну, чепуха все это. Я таких собачек на завтрак ел», но я не настроен был врать.

— Она напугала меня, — честно ответил я. — Если бы вы ее не застрелили, я бы погиб.

— Ты встретишь монстров и пострашнее, Перси. Куда страшнее, прежде чем завершишь его.

— Что… что завершу?

— Свой поиск, разумеется. Так ты берешься за это дело или нет?

Я быстро взглянул на Гроувера, который скрестил пальцы.

— Хм, сэр, — сказал я, — вы ведь до сих пор так и не сказали мне, в чем он заключается.

— Ну, в этом самое трудное, в деталях. — Хирон скорчил недовольную гримасу.

По долине вновь раскатился гром. Грозовые тучи уже почти достигли полосы прибоя. Насколько я мог видеть, море и небо слились в громокипящую волну.

— Посейдон и Зевс, — сказал я. — Они сражаются из-за чего-то очень ценного… чего-то, что было похищено.

Хирон и Гроувер переглянулись.

— Как ты узнал об этом? — Кентавр подкатился ближе ко мне.

На лице у меня выступила испарина. Ох, как бы мне хотелось придержать свой болтливый язык!

— Погода с самого Рождества стояла такая странная, будто небо и море борются между собой. Потом я говорил с Аннабет, и она сказала, что нечаянно услышала что-то о похищении… И… мне снились такие сны.

— Я знал это! — выдохнул Гроувер.

— Молчи, сатир, — приказал Хирон.

— Но это его поиск! — Глаза Гроувера горели от волнения. — Так должно быть!

— Только Оракул может вынести окончательное решение. — Хирон провел рукой по своей колючей бороде. — И тем не менее, Перси, ты прав. У твоего отца с Зевсом вышла величайшая ссора за последние несколько столетий. Они борются за нечто очень ценное, что было украдено. Точнее говоря, из-за жезла, изрыгающего молнии.

— Из-за чего? — нервно рассмеялся я.

— Не воспринимай это так легкомысленно, — предупредил Хирон. — Речь не о какой-то там обернутой фольгой безделушке, которой вы забавлялись в младших классах. Речь идет о двухфутовом бронзовом цилиндре высшей небесной пробы, снабженном с обоих концов божественными взрывчатыми веществами.

— Ух ты!

— Жезл Зевса-повелителя! — произнес Хирон, распаляя себя. — Символ его власти, с которого были скопированы все остальные жезлы, мечущие молнии. Первое оружие, изготовленное циклопами для борьбы с титанами, жезл, поразивший молнией вершину горы Этна и низвергнувший Кроноса; жезл повелителя, по сравнению с которым все ваши водородные бомбы выглядят просто шутихами!

— И он пропал?

— Похищен, — уточнил Хирон.

— Чем?

— Кем, — поправил меня Хирон, никогда не выходивший из роли учителя. — Тобой.

У меня буквально отпала челюсть.

— По крайней мере, так полагает Зевс. — Хирон воздел руку. — Во время зимнего солнцестояния на последнем совете богов Зевс повздорил с Посейдоном. Повод был, как всегда, пустяковый: «Мать Рея всегда любила тебя больше!», «Воздушные катастрофы более зрелищны, чем кораблекрушения!» и тому подобное. После чего Зевс обнаружил, что его жезл пропал. Утащили из тронного зала прямо у него из-под носа. Зевс моментально обвинил в похищении Посейдона. Теперь слушай: бог не может просто отнять у другого бога символ верховной власти. Это запрещено древнейшими божественными законами. Однако Зевс убежден, что твой отец подговорил сделать это кого-то из героев.

— Но я не…

— Наберись терпения и выслушай, мальчик, — произнес Хирон. — Подозрительность Зевса не лишена оснований. Циклопы-кузнецы пребывают в самой глуби океана, что позволяет Посейдону определенным образом влиять на тех, кто выковал жезл его брата. Зевс полагает, что Посейдон похитил жезл повелителя и теперь приказал циклопам тайно изготовить целый арсенал незаконных копий, с помощью которых он замыслил свергнуть Зевса с трона. Зевс не был до конца уверен только в том, кого из героев Посейдон избрал, чтобы похитить жезл. И вот Посейдон открыто признает тебя своим сыном. Ты был в Нью-Йорке на зимних каникулах. Ты легко мог прокрасться на Олимп. Короче, Зевс считает вором — тебя!

— Да я никогда не был на Олимпе! Ваш Зевс совсем спятил!

Хирон и Гроувер одновременно с тревогой посмотрели на небо. Тучи не расступились над долиной, как обещал Гроувер. Они неслись прямо над нами — тяжелые, как гробовая доска.

— Эх, Перси, Перси… — упрекнул меня Гроувер. — Мы никогда не используем бранных слов применительно к нашему повелителю.

— Скорее, это паранойя, навязчивая идея, — предположил Хирон. — Опять-таки Посейдон уже не раз пытался подсидеть Зевса. Помнится, это был тридцать восьмой вопрос вашего выпускного экзамена…

Он посмотрел на меня так, словно я действительно мог припомнить какой-то там тридцать восьмой вопрос.

Каким образом кому-то могло взбрести в голову обвинить меня в том, что я похитил оружие, принадлежащее богу? Я не мог стянуть даже кусочка пиццы, которой Гейб угощал своих покерных гостей, чтобы не попасться. Хирон ждал ответа.

— Что-то насчет золотой сети? — брякнул я наобум. — Посейдон, Гера и еще какие-то боги поймали Зевса и не хотели выпускать, пока он не пообещает править лучше?

— Точно, — произнес Хирон. — И с тех пор Зевс никогда не доверял Посейдону. Конечно, Посейдон отрицает, что он украл жезл. Он страшно разгневался, когда ему предъявили обвинение. Оба месяцами продолжали препираться, угрожая войной. И вот являешься ты — последняя капля, переполнившая чашу.

— Но я всего лишь мальчишка!

— Перси, — вмешался Гроувер, — поставь себя на место Зевса. Твой брат строит козни, чтобы свергнуть тебя, затем он же внезапно признает, что нарушил священную клятву, принесенную после Второй мировой войны, что он — отец нового героя, которого может использовать против тебя… Неужели это не заставило бы тебя усомниться?

— Но я ничего не сделал. Мой отец, Посейдон, не мог же он действительно украсть жезл своего повелителя?

Хирон испустил тяжкий вздох.

— Большинство разумных наблюдателей сходятся на том, что воровство не в стиле Посейдона. Но бог морей слишком горд, чтобы попытаться убедить в этом Зевса. Зевс потребовал, чтобы Посейдон вернул жезл после летнего солнцестояния. Оно наступит двадцать первого июня, через десять дней. Посейдон же хочет, чтобы в этот день ему принесли извинения за подозрения в воровстве. Я надеялся, что дипломатия восторжествует, что Гера, или Деметра, или Гестия образумят братьев. Но твое появление еще больше разгневало Зевса. Теперь обратного пути нет. Если кто-нибудь не вмешается, если жезл повелителя не найдут и не вернут Зевсу до солнцестояния, — быть войне. Можешь ли ты себе представить, что значит полномасштабная война, Перси?

— Паршиво, да? — предположил я.

— Представь себе хаос, который воцарится в мире. Природа восстанет против самой себя. Олимпийцам придется выбирать между Зевсом и Посейдоном. Разрушения. Резня. Миллионы погибших. Западная цивилизация превратится в такое огромное поле битвы, что Троянская война по сравнению с ней покажется детской игрой в солдатики.

— Паршиво…

— И ты, Перси Джексон, первый испытаешь на себе гнев Зевса.

Пошел дождь. Волейболисты прекратили игру и в полном ошеломлении уставились в небо.

И это ненастье на Холм полукровок навлек я. Зевс наказывал весь лагерь из-за меня. Я был взбешен.

— Значит, я должен найти этот дурацкий жезл и вернуть его Зевсу? — раздраженно поинтересовался я.

— Разве можно придумать более совершенное и мирное жертвоприношение, чем сын Посейдона, возвращающий Зевсу принадлежащее ему по праву? — вопросом на вопрос ответил Хирон.

— Но если у Посейдона его нет, то где тогда эта штука?

— Полагаю, что я знаю это. — Хирон помрачнел. — Часть пророчества, явленного мне несколько лет назад… теперь некоторые из его строк мне понятны. Но, прежде чем я поясню свои слова, ты должен официально возглавить поиск. Можешь спросить совета у Оракула.

— Почему вы не хотите прежде сказать мне, где жезл?

— Если я сделаю это, ты слишком испугаешься, чтобы принять вызов.

— Веская причина, — ответил я, сглотнув.

— Так ты согласен?

Я посмотрел на Гроувера, который ободряюще кивал мне головой.

Ему-то легко. Ведь Зевс намеревался убить именно меня.

— Ладно, — сказал я. — Все лучше, чем превратиться в дельфина.

— Значит, настал час спросить совета у Оракула, — кивнул Хирон. — Ступай наверх, Перси Джексон, на чердак. Когда вернешься — надеюсь, что в здравом уме, — мы поговорим еще.
* * *

Четыре пролета наверх, и ступеньки закончились зеленым люком.

Я потянул за веревку. Люк распахнулся, и навстречу мне с треском опустилась деревянная лестница. Теплый воздух наверху пах плесенью, подгнившим деревом и чем-то еще… запах, запомнившийся мне еще с уроков биологии. Рептилиями. Так пахнут змеи.

Задержав дыхание, я стал взбираться по лестнице.

Чердак был забит всяким древнегреческим хламом. Доспехи густо затянуло паутиной, когда-то ослепительно блестевшие щиты разъела ржавчина, у стены громоздились друг на друга старые корабельные рундуки из кожи с наклейками «Итака», «Остров Цирцеи» и «Земля амазонок». Длинный стол был уставлен стеклянными сосудами, в которых плавали заспиртованные мохнатые лапы, огромные желтые глазища и другие части тел монстров. На стене висел пропыленный трофей, похожий на голову гигантской змеи, но с рогами и зубами, как у акулы. Табличка гласила: «ГОЛОВА ГИДРЫ № 1, ВУДСТОК, Нью-Йорк, 1969».

Возле окна на деревянном стуле с тремя ножками сидел самый отвратительный экспонат из всех — мумия. Но не обычная мумия, завернутая в тряпки; это было сморщенное и высохшее до невозможности женское тело. Открытое летнее платье висело на ней мешком, наряд дополняли множество ожерелий и лента на черных длинных волосах. Тонкая, как пергамент, кожа лица стягивалась к макушке, а на месте глаз поблескивали белые стекловидные щелки, словно туда вставили кусочки мрамора. Эта женщина была уже очень давно мертва.

Глядя на нее, я почувствовал, как по спине у меня забегали мурашки. Изо рта мумии вырвались клубы зеленого дыма, которые толстыми завитками стали сворачиваться на полу, шипя, как двадцать тысяч змей. Я повернулся с намерением добраться до люка, но он был уже наглухо задраен. Доносящийся ниоткуда голос зазвучал у меня в голове, вползая в ухо, как змея, и кольцом обвиваясь вокруг моего мозга: «Я — дух Дельфийский, пророчествующий от лица Аполлона, убийцы могучего Пифона. Приблизься, ищущий, и спрашивай».

Я хотел было ответить: «Нет, спасибо, извините, я ошибся дверью, мне нужен туалет».

Но я заставил себя сделать глубокий вдох и постарался успокоиться.

Мумия была не живая. Она представляла собой отвратительное вместилище чего-то такого… некой силы, клубившейся вокруг меня зеленым туманом. Но присутствие этой силы не было зловещим, как моя математичка миссис Доддз или Минотавр. Скорее, у меня возникло ощущение, ассоциирующееся с тремя прядильщицами судьбы, которых я видел на шоссе за фруктовым прилавком: нечто древнее, могучее и определенно нечеловеческое. Но не заинтересованное в том, чтобы меня убить.

Набравшись духу, я спросил:

— Какая судьба мне уготована?

Вращаясь, дым сгустился, обволакивая меня и стол с заспиртованными органами монстров. Внезапно появились четверо мужчин, сидящих вокруг стола и играющих в карты. Теперь я мог ясно различить их лица. Это был Вонючка Гейб и его дружки.

Кулаки у меня непроизвольно сжались, хоть я и понимал, что эта партия в покер не может быть реальной. Это всего лишь иллюзия, сотканная из тумана.

Гейб повернулся ко мне и произнес скрипучим голосом Оракула: «Ты отправишься на запад и встретишься с богом, который изменил».

Дружок Гейба, сидевший справа, посмотрел на меня и сказал тем же голосом: «Ты найдешь украденное и вернешь его в целости и сохранности».

Дружок слева бросил две фишки и объявил: «Ты будешь предан тем, кто называет себя твоим другом».

И Эдди, наш управляющий, изрек самое мрачное пророчество: «И в конце концов ты не сможешь спасти самое главное».

Фигуры стали растворяться в дымке. Поначалу я был слишком ошарашен, чтобы вымолвить хоть слово, но, увидев, что туман, сплетаясь, превращается в огромную зеленую змею и вновь заползает в рот мумии, вскричал:

— Постой! Что ты имела в виду? Какой друг? Чего я не смогу спасти?

Хвост змеи исчез в зеве мумии. Она откинулась назад, прислонившись к стене. Мумия так плотно сжала губы, что можно было подумать — она не открывала рта уже по меньшей мере сотню лет. На чердаке снова все стихло; это было просто заброшенное помещение, забитое старыми экспонатами.

У меня возникло чувство, что я могу простоять здесь, пока не покроюсь паутиной, но умнее от этого не стану.

Моя аудиенция у Оракула закончилась.
* * *

— Ну, как? — спросил меня Хирон.

Я тяжело опустился в кресло рядом с карточным столиком.

— Она сказала, что я найду и верну украденное.

— Отлично! — Гроувер придвинулся поближе, возбужденно жуя остатки банки из-под диетической колы.

— Что именно сказал Оракул? — настаивал Хирон. — Это важно.

Голос рептилии по-прежнему звенел у меня в ушах.

— Она… она сказала, что я отправлюсь на запад и увижу бога, который изменил. Найду украденное и верну его в целости и сохранности.

— Я так и знал! — воскликнул Гроувер.

— Что-нибудь еще? — спросил явно неудовлетворенный Хирон.

Я не хотел рассказывать ему все до конца.

Какой друг предаст меня? Не так уж у меня много друзей.

И что касается последних слов — мне не удастся спасти самое главное, Оракул посылает меня на поиск и при этом говорит: «Да, кстати, ты опозоришься».

Как я мог в этом признаться?

— Нет, — ответил я. — Это все.

Хирон изучающее скользнул взглядом по моему лицу.

— Хорошо, хорошо, Перси. Но знай: слова Оракула часто имеют двойной смысл. Не стоит сильно ломать над ними голову. Правда никогда не становится окончательно ясной, пока события не совершатся.

Кажется, Хирон понял, что я скрываю от него нечто плохое, и старается меня утешить.

— О'кей. — Меня обуревало желание сменить тему. — Так куда мне идти? И кто этот бог на западе?

— Подумай, Перси, — сказал кентавр. — Если Зевс и Посейдон ослабеют в войне друг против друга, то кто выиграет?

— Кто-то третий, кто хочет получить преимущество? — ответил я наугад.

— Совершенно верно. Некто, затаивший злобу, кому выпал несчастливый жребий с тех незапамятных пор, когда мир был поделен на три части, чье царство станет только могущественнее с притоком миллионов мертвецов. Некто, ненавидящий своих братьев за то, что они вынудили его дать клятву не иметь больше детей, клятву, которую оба впоследствии нарушили.

— Аид. — Я вспомнил о своем сне и о зловещем подземном голосе.

Хирон кивнул.

— Повелитель мертвых — единственная возможная кандидатура.

Гроувер поперхнулся кусочком алюминия.

— Постойте-ка, кто? Ч-что?

— За Перси пришла фурия, — напомнил Хирон. — Проследив за юношей и удостоверившись в том, кто он, она попыталась убить его. Фурии подчиняются только одному повелителю — Аиду.

— Да, но… но Аид ненавидит всех героев, — возразил Гроувер. — Особенно если он узнал, что Перси — сын Посейдона…

— В лес проникла адская гончая, — продолжал кентавр. — Ее могли призвать только с Полей наказания, и сделал это кто-то из обитателей лагеря. У Аида здесь свой соглядатай. Он должен подозревать, что Посейдон постарается использовать Перси, дабы очистить свое имя. Аиду очень хотелось бы убить этого юного полукровку до того, как он отправится в поиск.

— Лихо, — пробормотал я. — Значит, меня хотят убить два верховных божества.

— Но поиск… — Гроувер прокашлялся. — То есть я хочу сказать — жезл повелителя не может находиться в таком месте, как Мэн. Мэн так красив в это время года.

— Аид послал одного из своих приспешников, чтобы похитить жезл, — стоял на своем Хирон. — Он спрятал его в подземном царстве, прекрасно зная, что Зевс обвинит Посейдона. Я не претендую на то, что в совершенстве разбираюсь в мотивах повелителя мертвых или в том, почему он решил затеять войну именно сейчас, но одно несомненно. Перси должен отправиться в царство мертвых, найти жезл и явить богам правду.

В животе у меня возникло какое-то странное жжение. И самое удивительное, что это был не страх. Это было предвкушение. Жажда мести. Аид пытался убить меня уже трижды, наслав на меня фурию, Минотавра и адскую гончую. Он виновен в том, что моя мать исчезла во вспышке света. Теперь он пытался обвинить меня с отцом в краже, которой мы не совершали.

Я готов был растерзать его.

Кроме того, если мама — в царстве мертвых…

«Эй, парень, — произнес некто в той крохотной части моего мозга, которая еще что-то соображала. — Ты же просто пацан. Ведь Аид — бог».

Гроувера трясло. Он принялся с хрустом жевать карты для безика, словно принял их за чипсы.

Бедняга собирался сопровождать меня в поиске, иначе не видать ему своей лицензии хранителя, но как мог я просить его идти со мной, особенно после того, как Оракул сказал, что у меня ничего не выйдет? Чистое самоубийство.

— Послушайте, если мы знаем, что это Аид, — сказал я Хирону, — почему бы не рассказать об этом другим богам? Зевс или Посейдон могут спуститься в подземное царство и разнести там все в пух и прах?

— Знать и подозревать не одно и то же, — урезонил меня Хирон. — Кроме того, даже если другие боги и подозревают Аида — а мне кажется, что Посейдон подозревает, — они не могут найти и вернуть жезл сами. Боги не могут пересекать границы своей территории, разве что по приглашению. Еще одно древнее правило. С другой стороны, герои наделены определенными привилегиями. Они могут отправиться куда угодно и бросить вызов любому, если они достаточно сильны. Ни один бог не несет ответственности за деяния героя. Почему, как тебе кажется, боги всегда действуют с помощью людей?

— Вы же сами сказали, что меня уже использовали.

— Я говорил, что Посейдон не случайно призвал тебя именно сейчас. Это очень рискованная игра, но он в безвыходном положении. Ты нужен ему.

Я нужен своему отцу!

Эмоции захлестнули меня, сплетаясь в причудливый вихрь, как узоры в калейдоскопе. Я не знал, чувствовать мне обиду или негодование, радоваться или сердиться. Посейдону не было до меня никакого дела целых двенадцать лет. А теперь, видите ли, я ему понадобился.

Я пристально поглядел на кентавра.

— Вы с самого начала знали, что я сын Посейдона!

— У меня были подозрения на этот счет. Как я уже говорил… я тоже обращался к Оракулу.

Я почувствовал, что Хирон много чего недоговаривает насчет своего пророчества, но решил, что сейчас не время об этом беспокоиться. В конце концов, я ведь тоже кое-что утаил.

— Итак, давайте подведем итог, — объявил я. — Значит, я должен спуститься в царство мертвых и лицом к лицу встретиться с повелителем смерти.

— Точно, — подтвердил Хирон.

— Найти самое мощное оружие во вселенной.

— Именно.

— И доставить его на Олимп до летнего солнцестояния.

— Ты абсолютно прав.

Я посмотрел на Гроувера, который проглотил туза червей.

— Я уже говорил, что Мэн прекрасен в это время года? — вяло спросил он.

— Можешь не идти, — предложил я. — Я ведь не могу тебя об этом просить.

— Да нет… — Он переступил копытами. — Нет… просто сатиры и царство мертвых… но, конечно…

Гроувер сделал глубокий вдох, затем встал и смахнул со своей футболки клочья карт и алюминиевую крошку.

— Ты спас мне жизнь, Перси. Если… если ты всерьез хочешь, чтобы я отправился с тобой, можешь на меня рассчитывать.

Я испытал такое облегчение, что мне захотелось закричать, хоть я и не думал, будто из этого получится нечто героическое. Гроувер был единственным, кого я считал своим другом больше нескольких месяцев. Я был не уверен, что сатир будет так уж полезен в схватке с силами смерти, но чувствовал: будет лучше, если он отправится со мной.

— Мы их сделаем, напарник! — Я повернулся к Хирону. — Так куда направимся? Оракул просто велел идти на запад.

— Вход в подземное царство всегда находится на западе. Веками он перемещается, подобно Олимпу. Сейчас он наверняка в Америке.

— Где?

— Я думал, это вполне очевидно. — Хирон удивленно воззрился на меня. — Вход в подземный мир находится в Лос-Анджелесе.

— Ну конечно, — пробормотал я. — Итак, мы сядем в самолет…

— Нет! — взвизгнул Гроувер. — О чем ты думаешь, Перси?! Ты хоть раз в жизни летал на самолете?

Я смущенно покачал головой. Мама никуда со мной не летала. Говорила, что у нас якобы нет денег. К тому же ее родители погибли в авиакатастрофе.

— Подумай, Перси, — сказал Хирон. — Ты сын бога морей. Самый злостный противник твоего отца — Зевс, повелитель неба. Твоя мать была права, когда не хотела брать тебя в полет. Тогда ты оказался бы во владениях Зевса. И не вернулся бы живым.

В небе раздался треск молнии. Прогремел гром.

— О'кей, — ответил я, решив не обращать внимания на грозу. — Поедем поездом или на машине.

— Вот и правильно, — одобрил Хирон. — Выбирай себе двух спутников. Один уже есть, это Гроувер. Вторая твоя спутница уже вызвалась идти с тобой, если ты согласишься принять ее помощь.

— Неужели? — спросил я притворно удивленным голосом. — Кто же еще настолько глуп, что вызвался сопровождать меня?

Воздух позади Хирона слабо замерцал.

Сквозь мерцание проступила Аннабет, которая засовывала в задний карман свою бейсболку.

— Ты туп, как морской планктон, — парировала она. — Я уже сто лет дожидаюсь того, чтобы отправиться в поиск. Афина не поклонница Посейдона, но если ты собираешься спасти мир, то я лучше всего помогу тебе не опозориться.

— Ты в этом так уверена? — отозвался я. — Полагаю, у тебя есть план, воображала?

Щеки Аннабет покрылись румянцем.

— Так ты хочешь, чтобы я тебе помогала, или нет?

По правде говоря, мне бы этого хотелось. Мне нужна была любая помощь.

— Трио, — изрек я. — Что ж, годится.

— Превосходно, — заключил Хирон. — Сегодня же днем мы доставим вас на автовокзал в Манхэттене. Дальше рассчитывайте только на себя.

Сверкнула молния. Дождь рекой изливался на поля, которые, как предполагалось, всегда будет согревать солнышко.

— Не будем терять времени попусту, — сказал кентавр. — Пора собирать вещи.